Когда идея овладевает массами, она становится материальной силой. Ещё раз позволю себе определение из Большой советской энциклопедии: «Идея – форма постижения в мысли явлений объективной реальности, включающая в себя сознание цели и проекции дальнейшего познания и практического преобразования мира». А теперь смотрим снова на «вековые стремления украинского народа к тесному союзу с братским русским народом»: постижение в мысли явления вхождения Украины в состав России есть – братские народы, сознание его цели есть – тесный союз, проекция дальнейшего познания и практического преобразования мира есть – вечное стремление к этому тесному союзу между братскими народами. То есть «вековые стремления украинского народа к тесному союзу с братским русским народом» тоже являются идеей. И идея эта некогда массами владела безраздельно. Века вместе всё-таки ведь делали своё дело.
В первые 263 года проживания украинцев и русских в одном государстве она вживлялась в общественное сознание посредством самого обыкновенного шовинизма.
Цари и их сатрапы отказывали украинцам в признании полноценной самостоятельной национальной идентичностью, пытались помешать развиваться в таком качестве и формировать тем самым нацию. Согласно имперской доктрине, украинцы были лишь подвидом триединого русского народа – малороссами. Причём подвидом не самым выдающимся, неполноценным рядом с подвидом, титульным в России, – великороссами. Эти двое, конечно, братья и всякое такое прочее, в силу чего им следует навеки сплотиться под сенью монарха, но украинцы – брат младший и всё же урод в семье, который должен преклоняться перед русскими – братом старшим и лучшим, должен, по хорошему счёту, отречься от своей культуры в пользу его Культуры, отречься от своего наречия в пользу его великого и могучего языка.
Через такое вот интересное понимание братства народов прошли поколения украинцев и русских, причём на протяжении поколений насаждение его в головы людей было весьма успешным – сравните, к примеру, размах в 19 веке национально-освободительного движения в Украине и в соседней Польше. Много-много-многолетняя промывка мозгов не могла не привести к выработке определённых крепких предрассудков: у украинцев восприятия себя по умолчанию близкими к России, восприятия русской культуры и русского языка престижными, а у русских пренебрежительного восприятия Украины той же провинцией России, украинцев теми же русскими.
Эти взгляды надолго пережили своего создателя (до сих пор живут и не то чтобы маргинальны), то есть самодержавие, и очень показательно проявили себя сразу после его свержения. Когда идея овладевает массами, она становится материальной силой, говорю ещё раз. Многие украинцы пошли за жёлто-блакитными мстить русским и возводить собственное независимое буржуазное государство. Но многие украинцы точно так же пошли за белыми восстанавливать единую и неделимую. А многие украинцы, что отчасти – только отчасти – не противоречит и в известной мере даже обусловливается вышеуказанной идеологией братства украинского и русского народов, почерпнули из русской культуры не реакционное, а революционное, с помощью русского языка нашли общий язык не с капиталистом и помещиком, а с русским рабочим и беднейшим крестьянином, с той частью русского народа, которая в своих столицах зажгла пламя Октября. Эти украинцы пошли за красными завоёвывать новый мир советского братства трудящихся всех стран. (Само собой, выбор того или иного украинца в пользу той или иной стороны предопределялся в том числе классовой принадлежностью этого украинца).
Потому-то во вторые 74 года жизни украинцев и русских в одном государстве с виду та же идея тесного союза вживлялась в общественное сознание уже на совершенно другой платформе – платформе пролетарского интернационализма.
И несмотря на то, что, как я успел отметить в предыдущем эссе, отклонения от неё в виде отголосков именно имперской доктрины братства украинцев и русских сохранялись в меньшей (времена Коренизации) или большей (времена так называемого Застоя) степени, сама почва отношений между народами стала принципиально иная: украинцы получили собственную республику в составе федерации, равноправную со всеми другими её субъектами, и вместе с ней решительно все основные национальные права, как и народы остального СССР, а также нацмены УССР.
Социализм ведь немыслим без дружбы народов как переложения единства – в силу единого для всех интереса, независимо от нации каждого – пролетариев всех стран в общенародный масштаб по причине отсутствия в обществе качественно нового типа эксплуататоров, то есть иных классов, кроме трудящихся. Советский Союз действительно представлял собой «дружбы народов надёжный оплот», и пусть не идеальный, но всё-таки интернационализм добросовестно прививался его гражданам, пропагандировался повсеместно. Повсеместно в прямом смысле – одних только улиц Дружбы Народов или других мест в её же честь было столько, что это название стало в ряд к таким классическим советским топонимам, как улица Ленина или улица Гагарина. И вместе с остальными классическими советскими топонимами оно подлежит стиранию из географии Украины – как раз вот совсем недавно одноимённый бульвар в Киеве переименовали в честь одного радикального националиста. И это закономерно, что современной власти угоден бульвар Михновского, но не угоден бульвар Дружбы Народов.
Стоило СССР войти в терминальную стадию реставрации капитализма, и сразу от слова «интернационализм» отпала приставка интер-. В республиках начал стремительно набирать обороты украинский/российский/прочий сепаратизм. Жителям разных частей Союза с тех самых пор и вплоть до сегодняшнего дня вместо интернационализма стали прививать шовинизм. Короче говоря, идеологически-политической опорой тогда ещё пробуржуазных, а впоследствии уже и просто буржуазных сил являлся и является национализм. Потому что при капитализме у капиталистов есть необходимость затушёвывать классовые противоречия мнимым противоречием наций, якобы борющихся как единое целое одна против другой за место под Солнцем. Таким образом, поскольку рабочие становятся заложниками интересов эксплуатирующего их капитала, постольку они втягиваются и в конкуренцию его с другими капиталами, эксплуатирующими других рабочих. По мере обострения конкуренции этих двух условных капиталов, которые ведь, несомненно, сплетены с двумя условными властями двух условных государств, оба они раздувают между двумя условными рабочими классами взаимную ненависть – нация, конечно, состоит не только из рабочих, но нынче они обычно составляют её большинство и именно их надо стравить в первую очередь.
Свидетелями блестяще чистого воплощения этой схемы, свидетелями того, как неразрывная дружба народов сменилась смертельной враждой, мы и являемся. Безусловно, в нашем случае сменилась не в одночасье. Крайности украинский и русский народы, причём каждый едва ли не целиком, достигли лишь в 2022 году, что есть результат длившегося около 30 лет процесса.
Украинское общество, как полагается, пережило подъём национализма в последние годы и особенно последние месяцы существования Советского Союза. Однако что национализм то был ещё очень скромный, что народ им был охвачен очень поверхностно, причём он быстро отошёл на задний план, уступив внимание широких масс даже не просто непосредственно социально-экономическим проблемам, а настоящей социально-экономической катастрофе. Катастрофе, конечно, для трудящегося большинства населения – для меньшинства же нарождающейся буржуазии она стала счастливым билетом в светлое будущее. Переход от социализма в капитализм всё-таки, иначе при нём быть и не может. Именно он, то есть создание политических и экономических институций, соответствующих задаче обеспечения быстрого и мощного роста возродившегося класса частных собственников, путём демонтажа институций советских, и составлял основное содержание развития, а точнее, деградации современной Украины в первое её десятилетие. Идеологическая обслуга решений власти на протяжении данного процесса ставила во главу угла стандартные либеральные нарративы о том, почему рыночная экономика во всём и для всех лучше командно-административной и почему первая политически равняется сияющей демократии западного образца, а вторая – мрачному тоталитаризму Совка. Именно эти мантры тогда были основным блюдом, к которому, конечно, подавали и десерт: потихонечку начинались реабилитация ОУН и УПА, трансформация голода 1932-1933 годов в голодомор, дискуссия о статусе русского языка и прочие позже набившие оскомину темы националистической повестки.
Но её ещё даже не пытались раскрутить на всю катушку, «начинались» и «потихонечку» – ключевые слова. Выкрутить её полностью, как сейчас, означало бы сразу и резко совсем настроить против себя и без того крайне недовольные происходящим в стране очень широкие слои народа, то есть просто отдать их коммунистам (что это были за коммунисты, о том, правда, нужно сказать отдельно – и я скажу в следующем эссе). Потому буржуазные силы, заигрывая с восприятием или отторжением украинского национализма в борьбе за электорат между собой, как целое не хотели и пока что не могли вывести его на уровень государственного принципа из опасений вполне реально возможного Красного реванша. А ведь сопротивление сохранивших значительное влияние коммунистов в Украине оказалось успешнее, чем в РФ.
Российское общество, разумеется, с поправками на его собственные контекст и конкретику, переживало тот же самый откат из социализма в капитализм, но куда быстрее и жёстче. У нас буржуазную конституцию еле-еле приняли только в 1996, у них – в 1993, у нас коммунистов смогли сломать в парламенте только в 2000, у них – всё в том же 1993, у нас в решающей схватке за пост президента коммунисты потерпели поражение в 1999, у них – в 1996. В один и тот же год Ельцин при помощи танков заставил разойтись Верховный Совет, а шахтёры Донбасса при помощи всеобщей забастовки заставили Кравчука досрочно уйти с должности главы державы. Сегодня все знают Майданы, но ту забастовку – почти никто. Почему?
Потому что первые оба стали явлением уже того времени, когда к началу нового тысячелетия в большой политике правые окончательно одолели левых. Из противостояния правых и левых она превратилась в противостояние правых и правых. Левым с тех пор отводится место либо вне её в принципе, либо в ней, но на правах подстилки одних или вторых правых, а разным отрядам пролетариата и мелкой буржуазии достаётся лишь роль массовки у одних или вторых правых. Майданы – это как раз те случаи, когда массовка понадобилась особенно, в то время как стачка 1993 – это случай далеко-далеко не самой образцовой, однако всё-таки хорошей и масштабной попытки трудящихся побороться за свой интерес, а не интерес одной или второй группы правых (читай: капиталистов). Поэтому последние и задвигают ту стачку на задний план истории, выдвигая на первый Майданы (причём я имею в виду каждый Майдан в единстве с Антимайданом, его противоположностью, так как они не могут существовать друг без друга и представляют собой всего лишь наиболее яркие проявления одних и вторых правых). Между прочим, у нас недавно вышла весьма и весьма хорошая
статья о специфике субъектности народа в Украине, советую ознакомиться.
И возвращаясь к теме: за Девяностые в нашей стране до конца образовался самостоятельный капитал и совершенно несамостоятельная, зависимая от него и приспособленная под его потребности государственная власть. Нормальный капитализм, короче. А ещё точь-в-точь так же за Девяностые нормальный капитализм установился и в России, правда, тамошний капитал, естественно, выдался сильно помощнее украинского. А ещё за Девяностые тогда самый мощный в мире капитал – Северной Америки и Западной Европы – уже почти освоил бывшие социалистические страны Восточной Европы, не бывшие республиками Советского Союза. Стало быть, его внимание к продвижению дальше, к тому, чтобы прибрать к рукам рынок, ресурсы и рабочую силу Украины, в последующие 20 лет только росло, росло, росло и росло. Как и российское с идентичной целью. Росло, росло и росло.
Девяностые: РФ «возвращается в лоно цивилизации», проиграна война с Ичкерией, холуйство перед США и ЕС. Нулевые: «Путинская стабильность», выиграна война с Ичкерией, а под конец десятилетия даже успешно проведена заграничная кампания – в Южной Осетии против Грузии, возникли претензии на равноправное партнёрство с Западом и независимое положение на мировой арене. Десятые: «Россия встаёт с колен», интервенции в гражданские войны в Украине и Сирии, отношения с Вашингтоном и Брюсселем натянутые. Двадцатые (понятное дело, до 2023 года): «Специальная военная операция», война с Украиной, угроза уже прямой, а не опосредованной, войны против НАТО.
И чем больше становились амбиции российского империализма, тем больше россиян накачивали шовинизмом. В том числе шовинизмом по отношению к украинцам. Он всё креп и креп по мере того, как РФ терпела поражение за поражением в сражениях за контроль Украины, которая с каждым таким поражением только сильнее связывалась с Западом, в этих сражениях побеждавшим. Пока российский капитализм ещё строился, украинофобия практически отсутствовала, ему было не до нас. Но потом он уверенно взялся её культивировать, постепенно популяризировать и вместе с тем радикализировать. Причём со временем ей подлежали всё более и более широкие категории украинцев: сначала западные (как бандеровцы), потом и центральные (как майданутые), а теперь все в целом (как нация нацистов).
Одновременно и почти параллельно в самой Украине взялись культивировать, постепенно популяризировать и вместе с тем радикализировать русофобию. В Девяностые она была уделом небольшого меньшинства. В Нулевые она, по сути, разделила страну надвое. В Десятые она стала важнейшей частью официальной идеологии государства, но ещё не получила безоговорочной поддержки населения и имела серьёзную оппозицию в восточных и южных регионах. А в Двадцатые это всё кончилось тем, чем кончилось.
На прошлой неделе Генштаб ВСУ объявил, что потери российской армии в войне достигли 100 000 человек убитыми. И дело вовсе даже не в том, бьётся ли данное число с реальностью или нет, а в том, какая на него последовала реакция. Украинские медиа, от главных пропагандистских СМИ через страницы крупных компаний и городские паблики до личных блогов, – единодушно ответили на новость злорадством, упражнением в сочинении циничных шуток про пакеты и выражением самой настоящей радости от смерти 100 000 людей, а также призывами уничтожить ещё больше. И рядовые граждане в массе своей разделяют эту дикую эйфорию. Дегуманизация русских солдат налицо. Впрочем, к гражданским русским отношение сопоставимое. Но и с российской стороны свершилась такая же точно дегуманизация украинцев, о чём я уже писал выше.
Так и прошли наши народы путь от беззаветной любви до лютой ненависти. И отнюдь не случайно совпал он с путём от социализма вглубь капитализма. Вот уж действительно: или социализм, или варварство!
Но «ничего страшного», на руинах дружбы украинского и русского народов наш народ обрёл
новых друзей коллег. По опасному бизнесу.
На
лучших друзей главных партнёров нам указывает заграничный визит Зеленского прошлой недели: он отправился проведать нашего дядю – Сэма, а на обратном пути навестил ещё и президента поляков, нашего очередного
братского народа – к нему в последнее время всё чаще стали добавлять тот самый эпитет, которым по историческим меркам не так давно сопровождали народ русский. И как раньше в той или иной степени (в большей при РИ, в меньшей при СССР) замалчивали тёмные страницы истории отношений украинского и русского народов и выпячивали светлые, при этом замалчивая светлые страницы истории отношений украинского и польского народов и выпячивая тёмные, сегодня замалчивают уже тёмные страницы истории отношений украинского и польского народов и выпячивают светлые, при этом замалчивая светлые страницы истории отношений украинского и русского народов и выпячивая тёмные.
А всё только потому, что именно сегодня Украина помогает польскому капиталу миллионами дешёвых рабочих рук, и взамен Польша помогает украинскому капиталу сдерживать натиск РФ и тем самым иметь шансы вообще хоть как-нибудь сохраниться. (Условия сделок с другими активно причастными к конфликту государствами я оставляю за скобками, но в них действует тот же принцип «услуга за услугу», причём в подавляющем большинстве случаев Украина оказывает услуги крайне, так сказать, унизительные и непристойные). Исключительно поэтому между странами объявлена дружба. Всё может запросто снова поменяться на 180 градусов, если на то будет воля божья, то есть воля капитала.
При капитализме нет никакого братства или хотя бы дружбы народов в полноценном значении слов «братство» и «дружба». Лишь временное сотрудничество разных капиталов, которые втягивают в свои проекты аффилированные с ними государства со всем их населением, против конкурентов, которые тоже втягивают уже в свои проекты аффилированные уже с ними государства со всем уже их населением. Один проект сменяется другим, и сразу вчерашние братские страны, братские народы завтра уже извечные недруги, а вчерашние извечные недруги завтра уже братские страны, братские народы. Ничего личного, просто бизнес. В этом-то и проблема.