К вопросу о коммунистической революции и контрреволюции в СССР

Написание данной статьи было вызвано острой необходимостью в общем рассмотрении характера контрреволюции в СССР с одной стороны и необходимой формы коммунистической революции с другой. Первый вопрос нас волнует не сам по себе, а лишь в прямой связи со вторым, даже в некотором подчинении ему. Здесь нас интересует не столько история совершённых ошибок, сколько основные выводы, которые мы можем сделать для себя, чтобы не наступить на те же грабли в будущем. Автор не претендует на то, чтобы написать нечто принципиально новое — лишь напомнить слишком хорошо забытое, но предельно важное старое.

Если мы решились рассматривать историческое событие, то обязаны найти точку отсчёта. Советская контрреволюция не является исключением. Когда же она началась? Ответы разнятся. У первого — с меченого, у второго — с кукурузника, у третьего — со смерти Сталина, у четвёртого — со смерти Ленина и так далее. Уже этот вопрос является дискуссионным, и дискуссионность здесь имеет причины. Далеко не так просто установить какой-то краткий момент времени, после которого всё стало плохо, хотя до этого всё было хорошо. На наш взгляд, ответ кроется в том, что такого отдельного момента начала контрреволюции никогда и не было. Контрреволюция в качестве тенденции была всегда и сопровождала революцию с самого начала, усиливаясь и ослабляясь в определённых ситуациях. Это следует из самого понятия социализма как первой фазы коммунизма и подтверждается исторически.

Социализм является первой фазой коммунизма; социализм — это недоразвитый коммунизм, который ещё носит на себе отпечатки старого общества. Среди них — товарные отношения и общественное разделение труда с одной стороны и пережитки в идеальной сфере (образование, культура, право) с другой. В то же время социализм подразумевает общественную собственность на средства производства как экономическое господство пролетариата и диктатуру пролетариата как политическое. По мере преодоления пережитков общество продвигается ко второй фазе коммунизма, к полному коммунизму. Отмирает государство, преодолевается общественное разделение труда, а сам труд превращается в потребность человека. Это не то, что придумали мы, а то, что известно со времён Маркса. Здесь важно не упускать из внимания тот момент, что социализм не имеет какой-то независимой отдельной сущности: есть лишь пока не отмершее старое и пока не выросшее новое. Социализм основан на борьбе между ними.

Таким образом, при социализме классовая борьба достигает наибольшего обострения. Речь даже не о борьбе со внешней угрозой, а о борьбе внутренней, борьбе самого общества против своих собственных устаревших аспектов. Как только социалистическое общество даёт слабину в этой борьбе, так сразу в сохранившихся реакционных формах неизбежно воспроизводится соответствующее содержание. Поэтому мы имеем полное право говорить, что социализм — это общество антагонистической борьбы двух противоположных тенденций: тенденции коммунистической и тенденции эксплуататорской; если одна не уничтожает другую, то сама оказывается уничтоженной. Если раскрывать понятие социализма со стороны производства, то выходит, что социализм — это общество, где уже преодолено отчуждение труда, но ещё не преодолено его разделение. Именно общественное разделение труда исторически привело к разделению общества на классы и переходу от первобытного коммунизма к эксплуататорской формации, именно оно и является основной преградой на пути к полному коммунизму.

Мы имеем полное право утверждать, что контрреволюция как тенденция при социализме будет всегда до тех пор, пока не утверждён полный коммунизм. Вопрос лишь в том, насколько эта тенденция подконтрольна и подавлена революционной.

Начать нам следует с того самого дня, в годовщину которого публикуется настоящая статья.

Взят Зимний. Устанавливается советская власть во главе с большевиками. Издаются первые декреты. Успешно отражена попытка контрреволюционного переворота со стороны Керенского и Краснова. В декабре проводится национализация предприятий. Впрочем, в октябре большевики совершили переворот, но не социалистическую революцию. Революции, безусловно, было положено начало, однако о социализме говорить было однозначно рано. Стальные батальоны пролетариата успешно захватили политическую власть, но что же с экономической? Здесь Ленин сам признавал, что о социализме как преобладающем укладе пока что речи быть не может, что большевики взяли курс на государственный капитализм, подчинённый власти рабочих. И это было вполне обоснованной мерой в условиях преимущественно мелкокрестьянской страны.

После Гражданской войны построение государственного капитализма продолжилось, но уже в форме Новой экономической политики. На этом пути Ленин встречал сопротивление от тех сопартийцев, которые не понимали временный и по сути отнюдь не коммунистический характер «военного коммунизма». Тем не менее, НЭП удалось протолкнуть, и к концу 20-х годов он выполнил свои задачи: восстановил советскую экономику и подготовил её к переходу на социалистические рельсы. В тот момент, когда НЭП сделал своё дело и для дальнейшего развития его было необходимо сворачивать, партия, опять же, натолкнулась на сопротивление, но смогла его преодолеть.

Почему мы сейчас остановились именно на том отрезке советской истории, когда социализм ещё не был построен? Нам он представляется важным в том свете, что партия большевиков смогла успешно, даже искусно контролировать ситуацию, когда в экономическом базисе приходилось иметь дело даже не с самим социализмом и сохранившимися в нём пережитками, а с частично сохранившимся патриархальным и мелкобуржуазным хозяйством, с государственным капитализмом как промежуточным этапом и лишь подготовкой почвы для взращивания социалистической экономики.

При этом мелкособственническая стихия была далеко не единственной объективной преградой на пути советской власти: Первая мировая и Гражданская война ужасно разорили земли бывшей Российской империи. Производительность труда упала на крайне низкий уровень. Хуже того, страна столкнулась с массовым голодом. Впоследствии перед СССР встала вполне реальная британская угроза. И ладно бы существовали лишь объективные беды, но и внутри государственного аппарата, и внутри самой большевистской партии никогда не останавливалась борьба с контрреволюционными элементами.

Тем не менее, в этой борьбе большевики одержали победу, и к середине 30-х годов пролетариат утвердил своё экономическое господство, основываясь на плановом принципе. Производство росло невиданными темпами, уничтожена сельская буржуазия, ликвидирована ранее повальная неграмотность. Возникают массовые низовые движения по типу стахановского, демонстрируя уже новый, коммунистический тип отношения к труду. Всё значительно изменило 22 июня 1941 года.

Тогда встал вопрос о выживании Советского Союза. Победу надо было вырвать любыми правдами и неправдами. Ради победы пришлось пойти на множество компромиссов: договорённости с церковью, апелляции к патриотизму, частичное возрождение старых порядков в армии и роспуск Коминтерна в связи с договорённостями с англо-американскими союзниками. Война также вынудила существенно изменить и ориентацию экономики.

Социалистический уклад в первую очередь направлен на построение экономической базы для коммунизма. В довоенные 30-е годы, например, проводилась коллективизация как промежуточный этап для превращения крестьян в сельский рабочий класс, без чего нельзя было бы говорить о ликвидации классов и разделения труда, то есть о переходе к коммунизму. Коллективизация наряду с индустриализацией были важнейшими этапами в общественном прогрессе. Нельзя сказать, что добивались общественного прогресса всегда идеально, однако первичным ориентиром служил именно он.

Очевидно, что во время войны не переориентировать экономику на военные нужды было бы преступлением против советской власти. Основные усилия всей экономики необходимо было бросить уже не на сам общественный прогресс, а на нужды Красной армии, защищающей его.

Вполне понятно, почему были предприняты названные выше решения и подобные им. Другое дело, что надо осознавать, на что они были направлены: не на то, чтобы идти вперёд, а на то, чтобы отстоять уже достигнутое, без чего, само собой, невозможно первое. Защита социализма, даже при условии некоторых компромиссов, объективно служит построению коммунизма.

Проблема не в том, что СССР был объективно вынужден защищаться всеми способами, а в том, что впоследствии не было сделано достаточно наступательных, коммунистически-революционных мер, особенно начиная с момента смерти Сталина. Выделим некоторые основные моменты.

Коминтерн, который должен был служить международной площадкой организации пролетарской борьбы, после роспуска так и не смогли заменить чем-то соответствующего масштаба. Тот же «советский патриотизм» на пару с абстрактным (=буржуазным) гуманизмом со времён Хрущёва начал становиться частью государственной идеологии. Была сделана ставка на «мирное сосуществование» с капиталистическими странами, на «общечеловеческие ценности» (пусть и космополитизм вроде как не в почёте). Готовность к борьбе за мир против империализма превратилась в стремление уклониться от борьбы, в «лишь бы не было войны». Организацию производства, которое должно было служить базой для построения коммунизма, начали переводить на рыночные принципы, что достигло кульминации в перестройку. Начиная с хрущёвской эпохи, колхозное крестьянство не только не уничтожали как класс, но и консервировали. В целом экономическая политика во всех сферах постоянно ориентировалась на вроде как не самые плохие вещи по типу увеличения объёмов производства и улучшения благосостояния рабочих. Будем честны, этих целей действительно достигали и получали хорошие результаты: и экономика была сильной, и рабочие жили весьма неплохо до поры до времени. Однако таким образом основной целью советской экономики и не только экономики становилось что угодно, кроме построения коммунизма.

Построение же коммунизма в конечном счёте — это ликвидация общественного разделения труда, которая позволила бы привлечь каждую кухарку к управлению обществом и таким образом избавиться от необходимости в государственном регулировании. В то же время в массах воспитывались пассивность, мещанство, хатаскрайничество, формальный подход к политической жизни, дескать, дело масс маленькое, наверху лучше видно. И чем хуже обстояло дело в реальности, тем больше с партийных трибун заявляли о том, что социализм уже развитой донельзя и вообще приступаем к построению коммунизма. Он наступит скоро, надо только подождать!

Как видим, на протяжении многих годов советскому народу прививалась терпимость к тем эксплуататорским пережиткам и идеям (нередко даже возрождённым после их преодоления), будто бы они являются чем-то само собой разумеющимся в социалистическом обществе. То, что цель социализма заключается в переходе к полному коммунизму, никто и не отрицал, однако историческая практика показала, что знание и признание данного положения вовсе не гарантировали его понимание и применение.

Мы не будем подробно останавливаться на перестройке. Сейчас абсолютно каждому обывателю ясно, что это была финишная прямая для капитуляции «бизнесу», то есть буржуазии. Кроме того, на эту тему и так предостаточно материала. Для нас здесь важно понимать, что это была лишь кульминация, которой не было бы без предыдущего хода истории.

В свете данной статьи нас интересуют не столько сами названные факты, сколько причины. Ведь вроде ж не было буржуазии, так почему в партии начали заправлять идеологически буржуазные элементы? Засланные шпионы ЦРУ? Или капиталисты всё это время очень хорошо прятались? Может, номенклатурщики быстро и незаметно для всех превратились в буржуинов? Или революция по объективным причинам была с самого начала обречена на провал и ничего нельзя было поделать?

Вопрос «кто виноват?» мы ставим вовсе не случайно. Согласно нашему взгляду, в крахе социализма в СССР именно субъективный фактор сыграл решающую роль. Постараемся объяснить свою позицию.

Разумеется, объективные обстоятельства первичны, а уже среди объективных обстоятельств первичны экономические. Однако в контексте рассмотрения советской истории возникают вопросы. Выше мы перечислили, с какими трудностями сталкивались большевики в ранние годы: гражданская война и интервенты, голод, британская угроза, а главное — невероятно отсталый экономический базис с огромной крестьянской массой. Большевикам приходилось думать, как строить социализм в условиях, когда они уже получили власть в надстройке, но базис всё ещё слишком плох даже по капиталистическим меркам. Тем не менее, большевики в такой ситуации смогли преодолеть вставшие перед ними трудности и к середине 30-х сделать социалистический уклад господствующим (пусть и не единственным).

С другой стороны, в послесталинские времена, когда СССР был впереди планеты всей по многим показателям, когда страна обладала ядерным щитом, когда половина Европы стала союзником, то есть в намного более благоприятных обстоятельствах вышло так, что Советский Союз пошёл по медленному и мучительному пути реставрации товарных, а потом и капиталистических отношений на всех уровнях.

Мы думаем, это не было вызвано тем, что просто кукурузник с компанией были сознательно антикоммунистами, которые хотели прийти к власти и всё испоганить назло почившим Ленину и Сталину. Злой воли отдельных лиц недостаточно. Если действия отдельных лиц вызывают решительное недовольство сознательных масс, то такие действия будут обречены на провал. Да и нельзя исключать, что многочисленные сторонники Хрущёва руководствовались вполне благими намерениями, но благих намерений недостаточно для построения коммунизма.

Главное отличие Ленина и Сталина от всех последующих советских вождей заключается в том, что первые два руководствовались марксистской теорией как главным ориентиром в своей политике, а остальные руководствовались своими узколичными, обывательскими представлениями о том, что такое социализм и коммунизм. Вместо того, чтобы делать как надо, они делали то, что хочется, что «кажется» правильным. Вот и обещали, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!». Хрущёва, само собой, по итогу сняли и обвинили в волюнтаризме, но ведь и его последователи, как показала история, никогда решительно не сворачивали с этого пути.

У читателя может возникнуть вопрос: не преувеличиваем ли мы роль тех неприятных, но всё-таки отдельных личностей в истории советской контрреволюции? Нет, не преувеличиваем, так как историю творят массы, и когда мы говорим о субъективном факторе как решающем, то имеем ввиду прежде всего советский рабочий класс, а уже потом личностей как его вождей.

Рабочий класс при капитализме двойственен. Он прогрессивен как могильщик капитализма, но реакционен как класс буржуазного общества. Ход истории во многом зависит от того, какую из своих сторон рабочий класс будет проявлять в большей степени.

Рабочий класс при социализме — это далеко не то же самое. Это — рабочий класс без буржуазии, который не эксплуатируется никем и не эксплуатирует никого, кроме самого себя. Но в нём, поскольку он существует при социализме, при первой фазе коммунизма, сохраняются с соответствующими изменениями старые противоречия. Здесь он разделён в себе следующим образом: как могильщик всей эксплуататорской, то есть классовой формации с одной стороны, и как рабочий КЛАСС, то есть как представитель пережитков классовой эпохи с другой.

Таким образом, мы утверждаем, что в крахе социализма виноват в первую очередь социалистический рабочий класс как субъективный фактор. На определённом этапе он проявил себя не как социалистический (=строящий коммунизм), а именно что как класс. Безусловно, мы должны признавать заслуги тех представителей советского народа, которые оказывали сопротивление реформам послесталинских вождей. Однако это сопротивление, увы, проиграло по итогам внутрипартийной борьбы середины 50-х годов. Не смогло оно и взять реванш в последующие годы. Когда уже наступила перестройка, то стало поздно. Процесс был однозначно необратимым в рамках любых реформ: либо рабочий класс обретает субъектность и осуществляет социалистический переворот, либо капитулирует перед лицом возрождения капитализма. Причём не важно, по плану какой из конкурирующих групп был бы реставрирован капитализм. Да, люди массово вышли на улицы против развала СССР как федерации, но сколько было таких же митингов до этого, когда разваливали СССР как социалистическое государство?

Разумеется, у всего есть свои причины. То, что в социалистическом рабочем классе Советского Союза постепенно «общечеловеческие» (=буржуазные) ценности начали преобладать над коммунистическим идеалом, а позитивизм начал преобладать над марксизмом имело свои объективные основания. В наследство от царской России большевики получили огромную массу необразованного и преимущественно крестьянского населения. Трудно было сразу воспитывать таких людей в знатоков диалектики, когда многие не умели даже читать и писать. Впоследствии воспитанию масс по коммунистическому типу помешала война.

Есть точка зрения, что война забрала жизни многих сознательных коммунистов. Коммунисты действительно были в первых рядах на страже Советской Родины. Это значимый фактор, но далеко не единственный и не основной. Всё-таки после Гражданской войны восстановить ряды партии получилось, хотя и там потери большевиков были значительные. Намного важнее то, как изменилось устройство самого общества. Война не способствует построению коммунизма. Война взывает к жизни те общественные отношения, которые ей необходимы. Мы уже говорили, например, о советском патриотизме. Однако и во время Гражданской войны призывы к патриотизму были — другое дело, что их вовремя свернули, когда потребность в них была исчерпана. Совсем другая ситуация произошла с Великой Отечественной. Так и получилось, что оправданные в одной исторической ситуации формы стали весьма вредными и реакционными в другой, послевоенной.

Нельзя обойти стороной и вопрос воспитания революционной субъектности в СССР. Во времена царского гнёта, революции и гражданской войны необходимость в классовой сознательности становилась со временем всё более очевидной под давлением объективных обстоятельств. Сама действительность требовала от каждого человека активного участия в политической борьбе либо на стороне пролетариата, либо на стороне буржуазии, где третьего — не дано. Те условия создавали очень примитивную, но в то же время действенную мотивацию быть революционером: невыносимые страдания, через которые проходили рабочий класс и низшие слои крестьянства.

После победы социализма произошла парадоксальная ситуация: с какого-то момента рабочий класс всё меньше и меньше выступал как сознательный субъект общества. Уровень жизни советского рабочего становился всё лучше. Исчезла причина быть сознательным в виде тягот жизни при капитализме, однако сознательность, построенная на уже новом, коммунистическом основании, была в дефиците.

Советская система образования была лучшей в мире, и в этом заключалась не только победа, но и беда: лучшей она была по меркам того самого мира, в котором находилась; лучшей советская система образования была в вопросе подготовки профессионалов, будь то химиков, физиков, инженеров, строителей, однако для построения коммунизма этого недостаточно. Коммунизм нуждается во всесторонней, политехнически развитой, диалектически мыслящей и революционно действующей личности. Только такие люди и могут двигать вперёд преодоление классовости, товарности, государства и разделения труда. Иначе говоря, советская система образования не справилась с воспитанием революционера, строителя коммунизма в каждом отдельном ученике. Подробнее об образовательных проблемах СССР можно почитать в работе В. А. Босенко «Воспитать воспитателя».

В любом случае, мы не считаем абсолютно неизбежным то поражение, которое потерпели действительные марксисты от оппортунистов (сознательных и не очень). Были шансы как победить, так и проиграть. Далеко не безнадёжной была борьба того же Глушкова за ОГАС, хоть и реализовались его замыслы очень частично из-за сопротивления контрреволюционных элементов. И уж тем более наличие указанных причин для существования бессознательности ни в коей мере не является её оправданием. Ну а в сухом остатке мы имеем бесценный опыт советской истории, который ещё предстоит долго изучать, включая и взлёты, и — особенно — падения. Причём изучение должно быть по-настоящему всесторонним: оно обязано включать как изучение истории экономики, так и историю наук, в особенности философии, так и историю всех других сфер общественной жизни. Только так мы и можем убедиться, что не повторим старые ошибки в будущем.

Нас можно было бы обвинить в субъективизме и в нематериалистическом взгляде на историю. Ведь до этого сколько всяких буржуазных революций было успешных, а ведь тот самый субъективный фактор действовал стихийно, просто под давлением объективных обстоятельств, и всё прекрасно получалось! Надо искать чисто объективные причины, по которым крах социализма был предопределён, а люди ничего не могли поделать, скажут нам.

Такой взгляд на советскую историю был бы показателем либо полнейшего непонимания марксистской теории, либо наихудшим ревизионизмом. Все докоммунистические революции действительно происходили стихийно, без ведома самих масс о том, какова их роль в истории. Однако коммунистическая революция — это не просто одна из многих. Это — революция революций, революция высшего порядка. И вовсе не ради красного словца Энгельс писал о «переходе из царства необходимости в царство свободы».

В докоммунистических формациях общество подчиняется общественным законам (необходимостям), которые оно само не осознаёт. Необходимость общественного развития проявляется в случайных действиях многих индивидов. Коммунизм же тем и отличается, что общество становится свободным в марксистском понимании свободы: свобода как действие со знанием дела, как осознание необходимости и деятельность в соответствии с ней. Именно таким образом при коммунизме люди впервые становятся хозяевами своих судеб. Говорить о полном коммунизме можно лишь тогда, когда преодолено общественное разделение труда, когда каждый умеет делать то, что умеют делать другие, а что-то одно — лишь особенно хорошо. Только таким образом можно привлечь каждого человека к управлению всем обществом и перейти от общественного развития в форме случайности к общественному развитию в форме свободы.

Соответственно, сам переход ко второй фазе коммунизма, сама коммунистическая революция просто невозможна без сознательного участия масс в этом процессе. Когда говорилось, что коммунизм неизбежен, то имелось в виду вовсе не то, что можно лежать на диване и ждать, пока всё решится само собой. Коммунизм неизбежен лишь как закономерный, необходимый этап общественного развития, но лишь в том случае, если необходимость начнёт пробивать себе дорогу в форме сознательной деятельности.

Не будет сознательной деятельности по построению коммунизма со стороны масс как субъекта истории — не будет и коммунизма. Ведь социализм, как мы говорили в начале, не имеет собственной основы — в нём происходит постоянная борьба между одинаково объективными тенденциями: реакционной и прогрессивной. И не просто так именно здесь, в столкновении двух объективных тенденций, многократно возрастает роль субъективного фактора. Прогрессивная не может проявляться иначе, кроме как в форме сознательности; реакционная же — это всегда стихийность либо застой.

И если социалистическое общество не двигает вперёд коммунистическую революцию, если оно позволяет себе бездействие либо действует бессознательно, бесполезно для построения коммунизма, то такое социалистическое общество обречено на крах. Наше поколение обязано извлечь уроки из ошибок предшественников. По мере развития производительных сил при капитализме пропорционально возрастает и мощь разрушительных сил, способных стереть жизнь с лица Земли. Вполне возможно, что одна из следующих неудачных попыток коммунистической революции окажется последней.

Коммунизм надо заслужить. Выработать в себе марксистское понимание природы социализма и готовность к непримиримой борьбе с контрреволюционными тенденциями, начиная с самого себя и заканчивая масштабом всего общества, — это задача, которую нельзя откладывать.

Пихорович В. Д. Рабочий класс и социализм
Ленин В. И. О продовольственном налоге
Ленин В. И. Великий почин
Сталин И. В. Экономические проблемы социализма в СССР
Босенко В. А. Воспитать воспитателя
Босенко В. А. Диалектика мстит за пренебрежение к ней
Жура Михаил Статья имени 100 лет СССР