Царизм и буржуазия. От любви до ненависти

Неожиданно, на фоне выборов в разных странах, стал вопрос о том, что же делать. Некоторые предлагают кому-то с кем-то блокироваться, другие против. И многие — если не все — ссылаются на опыт Февральской революции, как примера единения коммунистов с общедемократами. Естественно, началась широкая дискуссия, в ходе которой уже сломаны тысячи копий, и сотни человек расстреляны забанены в разных чатах. Что ж, это абсолютно нормальное явление. Более того, все эти споры очень полезны, даже споры об истории. Казалось бы, какое отношение имеют события 100-летней давности к дню сегодняшнему? Кто-то скажет, что в прошлом можно поискать аналогии, кто-то — что любая аналогия ложна. Так как же быть? Анализировать события прошлого важно, в первую очередь, для понимания настоящего. Потому любой спор о прошлом — он, на самом деле, спор о будущем.

Итак, сегодня на повестке дня тема актуальности либеральной буржуазной революции. Дескать, Ильич буржуазную революцию терпел и нам велел, ведь сбросить гнет сатрапов и феодалов есть прогрессивно. О том, насколько эта революция была либеральной, мы уже писали. Пришло время снова разобраться в вопросе «а был ли мальчик», то есть гнет феодалов в царской России начала XX века.

Для начала стоит разобраться с терминологией, дабы понимать сущность явлений — ну и, естественно, немного погрузиться в историю их формирования. Буржуи известны нам всем и в представлении не нуждаются, а вот про монархию и феодализм пару слов сказать необходимо, чтобы понимать суть. Также стоит напомнить (а то некоторые, судя по их высказываниям, забыли), что государство является аппаратом насилия в руках правящего класса.

Чтобы не углубляться в глубину веков аж к распаду Римской империи, скажем лишь то, что феодализм — это общественно-экономическая формация, базисом для которой является сельское хозяйство, основанное на труде зависимых крестьян. Для феодализма обязательна сословность и отсутствие рынка труда, так как труд и рабочая сила еще не являются товаром. Правящим классом являются феодалы — военная аристократия. Именно она фактически осуществляет власть, и именно их воля является обязательной, то есть законом.

Абсолютная монархия — это способ организации, данный развитием производственных сил, которое диктует необходимость централизации. Абсолютная монархия завершает период феодальной раздробленности, во многом уничтожая феодалов как суверенов, и является предтечей капитализма и буржуазных революций. В России абсолютная монархия начала складываться еще при Иване Грозном, завершился этот начальный этап при Алексее Михайловиче. Окончательно же режим абсолютной монархии в России установился с образованием Российской империи в годы царствования Петра I.

Цель Петра была простая: создать централизованное государство, которое сможет эффективно проводить внешнюю экспансию, острую нужду в которой испытывал правящий класс. Но развитие промышленного производства никак не возможно без подъема капитала, а потому буквально сверху навязывались и создавались настоящие капиталистические предприятия. Сохраняя некоторые феодальные пережитки, Петр, как и большинство абсолютных монархов, скрещивал капитализм с феодализмом и подчинял надстройку личности монарха. Все абсолютно в духе времени.

Военная реформа упразднила милиционный способ комплектации войска и создала регулярную армию, которая комплектовалась за счет рекрутского набора и подчинялась лично государю-императору. Армия и сам император защищали интересы помещиков как внутри страны, так и за ее пределами. Взамен помещики были обязаны военной либо гражданской службой, сохраняя в своих поместьях полицейскую и судебную власть. Для решения внутриклассовых споров оставались дворянские суды, дворянские собрания и Сенат. Естественно, с такой схемой не все были согласны. В первую очередь была несогласна старая родовая аристократия, которую внезапно фактически уравняли с помещиками. Но Петр, с опорой на помещиков, эту оппозицию задавил.

Позже, посредством нескольких дворцовых переворотов, дворянство смогло избавиться от пункта договора, который ему жутко не нравился — пункта об обязательной службе. После «Указа о вольности дворянской» класс феодалов стал полновластным хозяином страны с целым рядом привилегий и практически без обязанностей. Во времена наполеоновских войн роль монарха вновь возросла, но диктовалось это абсолютно объективной необходимостью централизации и консолидации перед лицом внешней угрозы, то есть полностью отвечало классовым интересам дворянства.

До поры.

И пора эта наступила: в Крымскую войну 1853–1856 гг. Российская империя потерпела поражение. Причем поражение не столько военное (армия так и не была разбита), сколько экономическое и логистическое. Правящий класс России получил тяжелейший удар и осознал, что профессиональная рекрутская армия больше не вывозит, и нужно переходить на новый этап — построение армии индустриальной. В противном случае Российскую империю неизбежно ждало поражение и, возможно, колонизация более развитыми соседями.

Для построения армии индустриальной эпохи нужна, как ни странно, индустрия. Для построения индустрии нужен совсем другой базис — капитализм. Разговоры об этом шли и раньше, крестьяне постоянно бунтовали и требовали воли, промышленники требовали рынка труда, но упиралась аристократия. Т. е. уже сложились материальные, производственные условия для перехода к капитализму, а также наличествовала вполне определенная группа заинтересованных в этом лиц, которая или была включена в правящий класс, или стремилась им стать. И теперь, после громкого поражения на внешнем фронте, вопрос стал ребром, и игнорировать его далее стало невозможно.

Царское правительство прекрасно понимало, что отмена сословных привилегий и освобождение крестьян полностью убьет класс помещиков, и тогда оно останется висеть в воздухе и погибнет. Погибать оно, разумеется, не хотело. После долгой работы было принято компромиссное решение: освобождение крестьян под выкуп земли в кредит. Это должно было дать помещикам время и деньги на открытие бизнеса, позволяя им таким образом трансформироваться в буржуа. Также была проведена судебная реформа, которая по сути ликвидировала сословные привилегии дворянства, подчиняя его судам общей юрисдикции и лишая судебной власти. Ну и главное, ради чего все затевалось — военная реформа, которая принесла в Россию всеобщую воинскую повинность.

Эти факты всем известны, но мало кто осознает, что это и был полный комплект буржуазных реформ. Произошел окончательный переход Российской империи от феодального способа производства к капиталистическому, но без соответствующего политического переворота. Ведь буржуазная революция — это не когда крестьянство и нарождающийся пролетариат в союзе с буржуазией свергают феодалов; вполне возможен вариант союза буржуазии и феодалов против трудящихся масс. Таким образом, в Российской империи произошло что-то вроде Немецкой революции или революции Мэйдзи: помещики становились буржуа, а буржуа становились по-настоящему правящим классом. Единственное, от чего царское правительство смогло отвертеться — это создание буржуазного парламента и конституции.

Помещики-феодалы, оказавшись в условиях конкурентной рыночной борьбы, стали стремительно разоряться. Очень многие, естественно, были этим недовольны, но действенный репрессивный аппарат смог предотвратить восстание вроде Сацумского в Японии. Впрочем, именно это стремительное разорение помещиков отчасти объясняет большое количество дворян в различных революционных или околореволюционных движениях. Но главные помещики-феодалы, то есть царская семья и царская власть, тоже оказались в условиях конкурентной рыночной борьбы, а значит должны были предложить буржуазии какую-то выгодную сделку. А какой товар могло предложить сословие воинов и чиновников? Естественно, услуги в сфере безопасности! В обмен на сохранение монархии царское правительство предложило буржуазии армию, полицию, жандармерию и весь государственный аппарат для защиты ее интересов. Царское правительство, по сути, охраняло первоначальное накопление капитала, сохраняя ряд феодальных пережитков.

Впрочем, такой переход, как и любой другой компромисс, оставил обе стороны недовольными. Отсутствие буржуазных свобод тяготило значительную часть буржуазии. Особенно их угнетали те самые феодальные пережитки, которые давали целой прослойке общества огромные конкурентные преимущества. Примерно тогда рождается миф об «особом русском пути» и «неправильном капитализме в России», которые живы и до сей поры. Кстати, если Россия, самая восточная материковая страна Европы, по мнению некоторых «исследователей» просто страдала от «традиций азиатской деспотии», то как тогда объяснить, что такая же ситуация была тогда в самой западной материковой стране Европы — королевстве Португалии? Какая деспотия помешала капиталу там, почему там были свои «эсеры», убившие короля, а «социалисты» разных сортов привели к падению монархии? В мировой практике построения капитализма Российская империя выделяется разве что своими размерами и тем, что многим из нас ее история лучше знакома, а ее судьба — более интересна. Буржуазия в конкурентной борьбе внутри себя и в классовой борьбе с пролетариатом очень часто прибегала к сворачиванию свобод и укреплению феодальных пережитков. Эту тенденцию замечательно описал Владимир Ленин в своей статье «Революционная Азия и реакционная Европа».

Отныне главной задачей царского правительства было держать население в подчинении и военной силой пробивать дорогу российской буржуазии на международной арене. Эта тенденция проявлялась еще со времен правления Петра I, а к концу XIX–началу XX века установилась в качестве главенствующей: когда российская буржуазия окрепла, она стала монополистической и завела соответствующие интересы за пределами государства. Сам же процесс внутренней монополизации царское правительство охраняло, поддерживая внешний мир посредством тонкой дипломатической игры, которую канцлер Горчаков поэтично охарактеризовал, как «Россия сосредотачивается». Как только это «сосредоточение России» (читай процесс монополизации в Российской империи) продвинулось едва ли наполовину, это моментально привело к возобновлению российской экспансии, но уже в интересах в первую очередь буржуазии, которая требовала контроля над маршрутами экспорта зерна, новых рынков сбыта и источников ресурсов.

В чем же тогда отличие от политики дореформенных времен? Ведь тогда царское правительство ровно так же стремилось установить контроль над газовой трубой различными путями экспорта! Внешне — разницы никакой, ведь главными и самыми богатыми монополистами Российской империи закономерно стали экспортеры агропродукции, то есть крупнейшие помещики-латифундисты. После отмены крепостного права они просто преобразовали свои латифундии в некое подобие современных агрохолдингов, тенденция к чему была и до отмены крепостного права.

Так лейтмотивом развития капитализма в России стал (точнее остался с давних времен) сырьевой экспорт агропродукции, который проводился по принципу, сформулированному министром Вышнеградским: «не доедим, но вывезем». И для проведения такой экономической политики феодальные пережитки и царский репрессивный аппарат с огромным штатом и опытом были как нельзя кстати. Но не сельским хозяйством единым: промышленность тоже набирала обороты, а освобожденное ранее крестьянство, загнанное в кабальные условия выкупов, помноженные на сословные ограничения, представляло из себя источник не просто дешевой рабочей силы, а источник ультрадешевой и бесправной рабочей силы. За счет такого «благоприятного инвестиционного климата» инвестиции в Россию приносили до 300% дохода!

Царское правительство эффективно использовало армию и полицию для расправы над рабочими, для поддержания низкой стоимости рабочей силы, за что буржуазия местная и заграничная просто обожала царя и его власть. В этом и заключалась победа буржуазии и буржуазная революция в Российской империи, которая свершилась задолго до 1917-го, и даже 1905 года. Ну а то, что нет стандартных буржуазных свобод? Так кому они нужны, когда царское правительство обеспечивает безопасность и 300% прибыли!

Отсутствие свободы печати? Ну да, неудобно, что неугодного министра как следует не поругать, но ведь прибыль... Нет парламента? Да мало ли кто в этот парламент пролезет, вдруг представители крестьян и рабочих?! Ведь придется договариваться и на уступки идти, а тогда и прибыли упадут... В общем, для буржуазии царский режим хоть и был несколько неудобен, но полностью выполнял свою функцию — защищал накопление капитала. Некоторые (не все) круги буржуазии, конечно, хотели буржуазного парламента, но видели его крайне ограниченным инструментом. Да и не был этот вопрос столь актуален, сколько вопрос удержания рабочих и крестьян в повиновении.

К началу XX века Российская империя подошла не просто государством полностью капиталистическим, но государством империалистическим — то есть государством с капитализмом в высшей стадии его развития. Потому все басенки про недоразвитость российского общества и про необходимость буржуазных реформ оставьте для необразованной либеральной молодежи. Царское правительство было верным проводником воли буржуазии и полностью справлялось со своими функциями — быть эффективным аппаратом принуждения в руках правящего класса.

Да, все это имело целый ряд нюансов, которые автор намеренно опускает, чтобы не делать материал совсем уж монструозным. Но суть царского режима к началу XX века была именно такой — капиталистический базис с феодальной надстройкой, которая крупный капитал более чем устраивала.

Нам возразят, мол, а что же такое тогда произошло в 1905 и 1917 годах? Ответ на этот вопрос опять стоит искать в сути этих явлений. Революцию 1905-го и Февраль 1917-го принято считать либеральными и буржуазными.

Что ж, отчасти либеральными они были, например в 1907 году императора смогли продавить на манифест и учреждение парламента. Это было бесспорно выгодно буржуазии, только было ли это хоть как-то связано с борьбой самой буржуазии? Из крупных буржуа Российской империи в поддержке революционеров отметился лишь Савва Морозов. Остальные бегали на поклон к царю и постоянно просили прислать войска для усмирения рабочих. И тот радостно им эти самые войска предоставлял! Лишь когда стало понятно, что грубой силой протест не задавить, и на уступки идти придется, буржуазия предложила поделиться властью с ней. И царь пошел на эти уступки, а революция 1905–1907 года фактически закончилась поражением. Не только царь пошел на компромиссы с буржуазией — последняя тоже пошла на компромиссы с царем, так как ей нужны были армия и полиция. А вот сокращение рабочего дня и отмена выкупных платежей, как не трудно догадаться, были требованием рабочих и крестьян, а не буржуазии.

Потому говорить, что буржуазия вместе с рабочими выступила против царя, цензуры и охранки — некорректно. Царя, цензуру и охранку буржуазия обожала за то, что они обеспечивали ей «благоприятный инвестиционный климат». Но под шумок борьбы рабочих за свои права она смогла выторговать кое-что и для себя. Гегемоном революции были пролетариат и трудовое крестьянство, а потому она имела не абстрактный «антицарский» или «либеральный» характер, а была в первую очередь антикапиталистическим выступлением, которое закончилось неудачей. Буржуазия смогла предпринять меры и сохранить власть, при этом получив больше свобод для себя.

«А что же тогда пошло не так в 17-м году? Ведь были же там противоречия, которые привели к тому, что монархию свергли!» — скажете вы. И будете правы. Противоречия бесспорно были, только лежали они совсем в другой плоскости, очень далекой от требований буржуазных свобод у душителя-царя, без которых якобы задыхалась российская буржуазия.

К концу 1916 года Российская империя оказалась в очень затруднительном положении. Армия фактически не могла дальше продолжать войну из-за развала логистики. В тылу начались брожения, а возможности продолжения мобилизации были под большим вопросом. Накануне Февральской революции, а именно в ноябре 1916 года, лидер партии кадетов Павел Милюков выступает в Думе с известной речью «Глупость или предательство», которая, по сути, стала манифестом крупной буржуазии, адресованным царскому правительству. Полностью прочитать вы ее можете самостоятельно, мы же приведем определенные выдержки.

Господа члены Государственной Думы. С тяжелым чувством я вхожу сегодня на эту трибуну. Вы помните те обстоятельства, при которых Дума собралась больше года тому назад, 10 июля 1915 года Дума была под впечатлением наших военных неудач. Она нашла причину этих неудач в недостатках военных припасов и указала причину недостатка в поведении военного министра Сухомлинова.

Вы помните, что страна в тот момент под впечатлением грозной опасности, ставшей для всех очевидной, требовала объединения народных сил и создания министерства из лиц, к которым страна могла бы относиться с доверием. И вы помните, что тогда с этой кафедры даже министр Горемыкин признал «что ход войны требует огромного, чрезвычайного подъема духа и сил». Вы помните, что власть пошла тогда на уступки. Ненавистные обществу министры были тогда удалены до созыва Думы. Был удален Сухомлинов, которого страна считала изменником (голос слева: «Он и есть»). И в ответ на требования народных представителей в заседании 28 июля Поливанов объявил нам, при общих рукоплесканиях, как вы помните, что создана следственная комиссия и положено начало отдаче под суд бывшего военного министра.

Естественно, что на этой почве возникают слухи о признании в правительственных кругах бесцельности дальнейшей борьбы, своевременности окончания войны и необходимости заключения сепаратного мира. Господа, я не хотел бы идти навстречу излишней, быть может, болезненной подозрительности, с которой реагирует на все происходящее взволнованное чувство русского патриота. Но как вы будете опровергать возможность подобных подозрений, когда кучка темных личностей руководит в личных и низменных интересах важнейшими государственными делами? (аплодисменты слева, голоса: «Верно»). У меня в руках номер «Берлинер Тагеблатт» от 16 октября 1916 года и в нем статья под заглавием: «Мануйлов, Распутин, Штюрмер»: Сведения этой статьи отчасти запоздали, отчасти эти сведения неверны. Так немецкий автор имеет наивность думать, что Штюрмер арестовал Манасевича-Мануйлова, своего личного секретаря. Господа, вы все знаете, что это не так и что люди, арестовавшие Манасевича-Мануйлова и не спросившие Штюрмера, были за это удалены из кабинета.

Говорят, что один член совета министров, услышав, что на этот раз Государственная Дума собирается говорить об измене, взволнованно вскрикнул: «Я, быть может, дурак, но я не изменник» (смех). Господа, предшественник этого министра был несомненно умным министром так же как предшественник министра иностранных дел был честным человеком. Но их теперь ведь нет в составе кабинета. Так разве же не все равно для практического результата, имеем ли мы в данном случае дело с глупостью или с изменой?

Господа, вы знаете, что, кроме подобной записки, существует целый ряд отдельных записок, которые развивают ту же мысль. Есть обвинительный акт против городской и земской организации, есть и другие обвинительные акты, которые вам известны. Так вот господа, та идефикс революции, грядущей со стороны левых, та идефикс, помешательство на которой обязательно для каждого вступившего члена кабинета (голоса: «Правильно!»), и этой идефикс приносится в жертву все: и высокий национальный порыв на помощь войне, и зачатки русской свободы, и даже прочность отношений к союзникам. Я спрашивал тогда себя, по какому рецепту это делается?

И так далее, и так далее. Что же мы тут видим? Упреки в отсутствии демократии? Может, требования свободной печати? Нет: мы видим, что буржуазия упрекает царское правительство в том, что оно не справляется со своей задачей. Плохо ведет войну, наплодило революционеров и неэффективных управленцев. И опять вывод буржуазии такой: ты, дорогой государь, не справляешься. Да к тому же, со всем своим двором, свитой, семьей и коррупционными схемами дороговато обходишься. Ни больше, ни меньше. Царь со всем своим аппаратом просто перестал быть эффективным инструментом террора, насилия и войны. Только потому он стал не нужен. Какой-нибудь генерал Корнилов, к которому уже внимательно присматривались, обещал быть и дешевле, и эффективнее.

Более того, либеральная оппозиция была не против даже сохранения монархии, ведь когда полыхнул голодный бунт в Петрограде, Николай отрекся от престола в пользу своего сына, а потом в пользу брата. Правда, сам брат столь щедрого предложения не принял, и либералам пришлось импровизировать с созданием Временного правительства. И когда они немного разобрались с тем, кто тут главнее (на что ушло не так много времени, буквально пара месяцев), то сразу попытались закрутить гайки так, как даже при царе не закручивали, о чем мы говорили недавно. Впрочем, для иллюстрации свободы и демократии временного правительства не будет лишним привести цитату генерала Головина — малоизвестного, недооцененного белофашиста:

В первых числах июня в 163-й пех. дивизии (одна из упомянутых выше «третьих» дивизий) вспыхнул бунт. Большевик, прапорщик Филиппов, руководивший этим мятежом, объявил даже в месте расположения штаба дивизии, в г- Загуле, независимую социалистическую республику. Немедленно же мною[452] было отдано распоряжение окружить взбунтовавшуюся дивизию полками 3-й кав. дивизии, двумя ударными батальонами и несколькими батареями. После нескольких артиллерийских выстрелов взбунтовавшаяся дивизия сдалась и выдала зачинщиков и затем сейчас же была расформирована.

Такое же применение получили через несколько дней ударные батальоны и на Юго-Западном фронте, в VII армии, против взбунтовавшегося VII Сибирского корпуса.

Было несколько подобных случаев и в других армиях.

Потому мы с уверенностью можем утверждать, что байки про «где были бы большевики, если бы не Февраль» — это не более, чем байки. Не было при Временном правительстве свободы агитации; максимум, что было — это неспособность Временного правительства неугодную агитацию пресечь по причине развала государственной машины.

А что же делали большевики? А большевики просто делали свою работу, раз за разом поднимая массы на борьбу — и с царизмом, и с капиталом. Которые, впрочем, как мы указывали выше, уже почти полвека были единым целым, слившись в экстазе буржуазных преобразований Александра Освободителя.

И именно эти удары дали буржуазии возможность получить больше свобод, а не наоборот. Была только борьба пролетариата и трудового крестьянства против капитала, которую со стороны капитала возглавлял сперва царь, а затем Временное правительство. Потому Февральская революция — не «промежуточная победа», а тактическое поражение, когда капитал грамотно и умело сманеврировал, продлив себе жизнь еще почти на год. То есть в 1917 году фактически не было двух революций, а был единый процесс пролетарской революции с двумя генеральными сражениями против капитала — в феврале и в октябре, хотя в такие сражения еще можно записать июльские события. Но нам здесь важна логика процесса, а не подчеркивание отдельных исторических фактов.

Утверждать, что к началу XX века в России не до конца установился капитализм по причине отсутствия некоторых надстроечных элементов — это идти против марксизма, истории, да и просто здравого смысла с хорошим вкусом. Этим как раз грешат современные либеральные пропагандисты и троцкисты, которые постоянно выдумывают различные нелепые конструкции вроде «этатизма», «неофеодализма» и еще каких-нибудь -измов, чтобы отрицать очевидное и вести пролетариат на борьбу не с капиталом, а с какими-то отдельными проявлениями диктатуры капитала — ведь так, мол, легче вам будет потом революцию сделать.

Итак, были ли у буржуазии и пролетариата промежуточные общие цели? Разумеется, были — глупо было бы это отрицать. Даже по тексту данной статьи четко прослеживается, что у буржуазии был целый ряд вопросов к царскому режиму, да и вообще, многим хотелось немного подвинуть от кормушки правящий олигархический клан, который крышевал царь. Но значит ли это, что партия большевиков участвовала в борьбе буржуазии? Нет, разумеется. Пролетариат, возглавляемый партией большевиков, существовал чуть ли не в параллельной вселенной (как же злились все эти господа, когда «чернь» привела своих советских депутатов в их дворцы, и ее пришлось успокаивать карманными социалистами из ПСР и осколков РСДРП(м)) и боролся за свои права, за свою революцию, а буржуазия, выбивая себе буржуазные свободы, все время была в догоняющих и реагирующих. Это они пытались усмирить пролетариат, делая ему подачки в виде свобод, а не пролетариат требовал буржуазных свобод. Пролетариат требовал пролетарской революции, и в рамках этой борьбы он и буржуазные свободы получил, и смог впоследствии установить советскую власть.

Как большевики видели свержение самодержавия лишь в контексте борьбы с капиталом, интересы которого самодержавие защищало, так и мы сегодня не должны ограничивать ни свои цели, ни свои лозунги. Как тогда, когда только борьба пролетариата с капиталом привела к падению самодержавия, так и сегодня борьба с капиталом сама собой приводит к падению даже самых суровых режимов. И если вы будете достаточно сильны, вам не нужно будет просить буржуа о помощи: они сами будут пытаться воспользоваться вашей борьбой и ухватить себе кусочек. В 1917 году по требованию народных масс отпустили всех политических заключенных, проглотили приказ № 1 Петросовета об учреждении солдатских комитетов, а на должность командующего армией пришлось назначить лояльного к солдатским комитетам генерала Брусилова. Это не было требованием буржуазии — это было требование снизу. Более того, буржуазия при первой же возможности попыталась отыграть назад. Это они попытались арестовать Ленина, а командовать армией назначили Корнилова. Поэтому еще раз подчеркнем: хотя у пролетариата и буржуазии (или части буржуазии) могут быть какие-то общие цели, добиваются они их всегда разными методами. Именно этот тезис выдвинул один блогер своей фразой «у нас должна быть своя движуха».

Именно об этом писал Ленин в своей работе «Детская болезнь левизны», на которую некоторые так любят ссылаться, но о которой, по-видимому, знают только то, что там «что-то про коммунистов и парламент, и Ленин сказал, что нужно заседать в парламенте». Требуйте свободы, стойте на революционных позициях, добивайтесь своих целей легальными и нелегальными методами, используя все доступные площадки — вот о чем писал там Ильич. И если ваши требования будут твердыми и четкими, а вы сами — сильными, то буржуазия сама начнет отрывать от себя куски и кидаться ими в вас, чтобы утолить вашу жажду свободы. Да только не должно быть той жажде конца. Только так можно добиться победы — ежедневно, неуклонно проводя свою линию и борясь за свои интересы. Мы не должны прятать свои стремления и идти на компромисс с нашим врагом. Это враги должны искать компромисса с нами, а мы не должны сдаваться. Нас больше, мы сильнее, как бы нас ни пытались убедить в обратном. Враг силен, хитер и коварен, а потому он попытается воспользоваться нашей борьбой в своих целях. И не стоит ждать от него благодарности. Благодарность невыгодна, а кроме выгоды его ничто не интересует.

А чтобы осознать наши цели и наши задачи, необходимо постоянно учиться и образовываться. Скептики могут сколько угодно иронизировать над кружками и небольшими организациями и вместо «глупого чтения» призывать к совершению какого-либо действия, однако если не читать и не понимать, вы попадете в ловушку, которую для вас расставит наш хитрый и коварный враг.